КОНСТИТУЦИОННЫЙ СУД РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ОПРЕДЕЛЕНИЕ
от 19 января 2021 г. N 2-О
ОБ ОТКАЗЕ В ПРИНЯТИИ К РАССМОТРЕНИЮ ЖАЛОБЫ ГРАЖДАНИНА
ОВЧИННИКОВА НИКОЛАЯ ВАСИЛЬЕВИЧА НА НАРУШЕНИЕ ЕГО
КОНСТИТУЦИОННЫХ ПРАВ ЧАСТЬЮ ПЕРВОЙ СТАТЬИ 119 УГОЛОВНОГО
КОДЕКСА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д. Зорькина, судей К.В. Арановского, Г.А. Гаджиева, Л.М. Жарковой, С.М. Казанцева, С.Д. Князева, А.Н. Кокотова, Л.О. Красавчиковой, С.П. Маврина, Н.В. Мельникова, Ю.Д. Рудкина, В.Г. Ярославцева,
заслушав заключение судьи Н.В. Мельникова, проводившего на основании статьи 41 Федерального конституционного закона ‘О Конституционном Суде Российской Федерации’ предварительное изучение жалобы гражданина Н.В. Овчинникова,
установил:
1. Гражданин Н.В. Овчинников оспаривает конституционность части первой статьи 119 УК Российской Федерации, которой установлена уголовная ответственность за угрозу убийством или причинением тяжкого вреда здоровью, если имелись основания опасаться осуществления этой угрозы.
Н.В. Овчинников являлся потерпевшим по уголовному делу об убийстве его дочери ее супругом А., в отношении которого ранее проводилась доследственная проверка по ее заявлению об угрозе убийством и вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием в действиях А. состава преступления. В ходе расследования уголовного дела об убийстве данное постановление было отменено, возбуждено уголовное дело по части первой статьи 119 УК Российской Федерации.
Приговором Верховного Суда Чувашской Республики А. признан виновным в убийстве жены, т.е. в преступлении, предусмотренном частью первой статьи 105 УК Российской Федерации, но оправдан по обвинению в преступлении, предусмотренном частью первой статьи 119 того же Кодекса, за отсутствием в его действиях состава преступления. Суд отметил, что потерпевшая была опрошена один раз и в ее объяснении отсутствует указание на обстоятельства, свидетельствующие о реальности словесных угроз со стороны мужа, о причинах опасаться их осуществления. Доводы Н.В. Овчинникова о необоснованности оправдания отклонены судами вышестоящих инстанций.
По утверждению Н.В. Овчинникова, оспариваемая норма противоречит статьям 19 — 21, 45 (часть 1), 46 (часть 1) и 52 Конституции Российской Федерации в той мере, в какой по смыслу, придаваемому ей правоприменительной практикой, предполагает, что для установления состава предусмотренного ею преступления во всех случаях требуются показания самого потерпевшего или непосредственных очевидцев происшествия, не позволяет при невозможности получения показаний в силу объективных причин (включая смерть потерпевшего) оценить реальность и непосредственность угрозы, вследствие чего препятствует учету специфики семейного насилия и не дает привлечь к уголовной ответственности за угрозу убийством, когда отсутствие требуемых показаний обусловлено действиями виновного, приведшими к смерти потерпевшего.
2. Провозглашая Россию демократическим правовым государством, в котором высшей ценностью являются человек, его права и свободы, подлежащие признанию, соблюдению и защите, Конституция Российской Федерации относит достоинство личности, находящееся под охраной государства, к числу основных прав человека (статьи 1, 2 и 21). Эти конституционные положения корреспондируют с нормами Всеобщей декларации прав человека (статья 5), Международного пакта о гражданских и политических правах (статья 7) и Конвенции о защите прав человека и основных свобод (статья 3), обязывающими государство обеспечивать запрет унижающего достоинство обращения.
8 (812) 467-95-35 (Санкт-Петербург и ЛО)
8 (800) 302-76-91 (Регионы РФ)
Как неоднократно подчеркивал Конституционный Суд Российской Федерации, любое посягательство на личность, ее права и свободы является одновременно и посягательством на человеческое достоинство, поскольку человек становится объектом произвола и насилия. Государство обязано способствовать устранению нарушений прав пострадавших от преступлений, предоставлять им защиту и возможность собственными действиями добиваться восстановления своих прав и законных интересов. Ограничение доступа к правосудию в то же время является ограничением фундаментального права на защиту достоинства личности. Непринятие своевременных мер к выявлению и пресечению нарушений прав и свобод в тех случаях, когда в дальнейшем их восстановление оказывается невозможным, означало бы умаление чести и достоинства личности не только лицом, совершившим противоправные действия, но и самим государством, а также должно расцениваться как невыполнение государством и его органами своих конституционных обязанностей (постановления от 15 января 1999 года N 1-П, от 14 февраля 2000 года N 2-П, от 24 апреля 2003 года N 7-П, от 11 мая 2005 года N 5-П, от 16 октября 2012 года N 22-П, от 2 июля 2013 года N 16-П и др.).
Обязанностью признания, соблюдения и защиты государством прав и свобод, обеспечиваемых правосудием на основе равенства всех перед законом и судом, состязательности и равноправия сторон судопроизводства (статьи 18, 19 и 45, статья 46, часть 1, статья 123, часть 3), предопределены особые требования к качеству законов, опосредующих отношения граждан с публичной властью, в частности предусматривающих меры юридической ответственности за правонарушения. Как указывал Конституционный Суд Российской Федерации, критерии ясности, недвусмысленности правовых норм и их согласованности в системе правового регулирования приобретают особую значимость применительно к уголовному законодательству, являющемуся по своей природе крайним, исключительным средством, с помощью которого государство реагирует на противоправное поведение в целях охраны общественных отношений, если эти цели не могут быть достигнуты с помощью норм иной отраслевой принадлежности. В силу этого любое преступление, а равно наказание за его совершение должны быть четко определены в законе, причем таким образом, чтобы исходя непосредственно из текста нормы — при необходимости с помощью толкования, данного ей судами, — каждый мог предвидеть уголовно-правовые последствия своих действий или бездействия (постановления от 27 мая 2008 года N 8-П, от 13 июля 2010 года N 15-П и др.), в том числе в части угрозы насилием. Органы государственной власти должны иметь средства для предупреждения насилия, и на них возлагается обязанность предоставить потерпевшим при наличии обоснованных жалоб эффективную защиту от угроз как формы психологического насилия, при котором потерпевший может испытывать страх.
3. Уголовный кодекс Российской Федерации, задачами которого являются, среди прочих, охрана прав и свобод человека и гражданина от преступных посягательств, а также предупреждение преступлений, для осуществления этих задач определяет, какие опасные для личности деяния признаются преступлениями, устанавливает виды наказаний и иные меры уголовно-правового характера и предусматривает, что основанием уголовной ответственности служит совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, а лицо подлежит ответственности только за те общественно опасные действия или бездействие и наступившие последствия, в отношении которых установлена его вина, объективное же вменение не допускается (статьи 2, 5 и 8, часть первая статьи 14).
Устанавливая преступность и наказуемость тех или иных общественно опасных деяний, федеральный законодатель может по-разному, в зависимости от существа охраняемых общественных отношений, конструировать составы преступлений, учитывая степень их распространенности, значимость тех ценностей, на которые они посягают, и характер причиняемого ими вреда охраняемому объекту (постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 27 июня 2005 года N 7-П, от 10 февраля 2017 года N 2-П, от 27 февраля 2020 года N 10-П и др.).
Оспариваемая заявителем часть первая статьи 119 УК Российской Федерации, закрепляющая уголовно-правовой запрет угрозы убийством и причинением тяжкого вреда здоровью, направлена на защиту жизни и здоровья, позволяет учитывать объективную опасность таких угроз и обеспечивает в том числе превентивную защиту конституционно охраняемых ценностей. Как отмечал Конституционный Суд Российской Федерации, данная норма позволяет признавать составообразующим применительно к предусмотренному ею преступлению только такое деяние, которое совершается с умыслом, направленным на восприятие потерпевшим реальности угрозы, когда имеются объективные основания опасаться ее осуществления (определения от 23 марта 2010 года N 368-О-О и от 24 июня 2014 года N 1345-О). Необходимость же в каждом конкретном случае уголовного преследования доказать не только наличие самой угрозы, но и то, что она намеренно высказана с целью устрашить потерпевшего и в форме, дающей основания опасаться ее воплощения, предполагает оценку фактических обстоятельств дела, выяснение, были ли у потерпевшего веские причины опасаться убийства или тяжкого вреда здоровью. Для оценки характера восприятия угрозы потерпевшим могут иметь значение личность виновного, его поведение, сложившиеся между ним и жертвой взаимоотношения, иные обстоятельства.
Пленум Верховного Суда Российской Федерации, касаясь этого вопроса применительно к иным составам преступлений, обращал внимание на то, что угроза, которой сопровождается требование при вымогательстве, должна восприниматься потерпевшим как реальная, т.е. у него должны быть основания опасаться ее осуществления, причем для оценки угрозы как реальной неважно, выражено виновным намерение осуществить ее немедленно либо в будущем (пункт 6 постановления от 17 декабря 2015 года N 56 ‘О судебной практике по делам о вымогательстве (статья 163 Уголовного кодекса Российской Федерации’), под угрозой убийством или причинением тяжкого вреда здоровью следует понимать не только прямые высказывания, в которых выражалось намерение применить физическое насилие к потерпевшему или к другим лицам, но и такие угрожающие действия виновного, как, например, демонстрация оружия или предметов, которые могут быть использованы в качестве оружия (пункт 3 постановления от 4 декабря 2014 года N 16 ‘О судебной практике по делам о преступлениях против половой неприкосновенности и половой свободы личности’).
Из смысла положений статьи 119 УК Российской Федерации и из приведенных разъяснений Пленума Верховного Суда Российской Федерации следует, что при отсутствии показаний потерпевшего (например, в связи с его гибелью) угроза убийством может быть подтверждена достаточной совокупностью других достоверных доказательств: показаниями очевидцев, медицинских работников, сотрудников органов государственной власти, куда жертва обращалась за помощью и защитой, записями камер видеонаблюдения и т.п. Опираясь на эти доказательства, суд может оценить реальность и непосредственность высказанной угрозы. Сам же факт причинения смерти или вреда здоровью, следующий за высказанной угрозой убийством или причинением тяжкого вреда здоровью, тем более может свидетельствовать как о намеренном устрашении потерпевшего, так и о реальности угрозы, не только дававшей основания опасаться ее воплощения, но и приведенной в исполнение.
В свою очередь, неправомерный отказ в возбуждении уголовного дела по признакам преступления, предусмотренного статьей 119 УК Российской Федерации, непринятие мер по уголовному преследованию виновного в уголовно наказуемой угрозе (притом что согласно части второй статьи 21 УПК Российской Федерации в каждом случае обнаружения признаков преступления прокурор, следователь, орган дознания и дознаватель принимают меры по установлению события преступления, изобличению лица или лиц, виновных в его совершении) являются нарушением обязанностей по защите достоинства личности от угроз как формы психологического насилия, при котором потерпевший может испытывать страх, по предотвращению преступлений, сопряженных с такими угрозами. Если насилие со стороны виновного перерастает из психологического в физическое, а тем более влечет необратимые последствия для жизни или здоровья человека, халатное выполнение своих обязанностей уполномоченными должностными лицами, своевременно не пресекшими такое жестокое обращение, может квалифицироваться по части второй статьи 293 УК Российской Федерации, а при наличии к тому оснований — и как преступление против интересов правосудия. Предусматривает возможность возмещения вреда, причиненного в результате незаконных действий или бездействия государственных органов, органов местного самоуправления либо должностных лиц этих органов, и Гражданский кодекс Российской Федерации (статьи 1069 и 1070).
Таким образом, используемые в оспариваемой норме уголовного закона понятия ‘угроза’ и ‘основания опасаться осуществления этой угрозы’ неопределенности не содержат и направлены на обеспечение — в каждом конкретном случае — оценки деяния как представляющего общественную опасность, достаточную для признания его преступным. Часть первая статьи 119 УК Российской Федерации, действуя в системе правового регулирования, содержит достаточные правовые гарантии уголовного преследования лица, угрожавшего убийством или причинением тяжкого вреда здоровью, а потому сама по себе не может расцениваться как нарушающая конституционные права заявителя. Исследование же обстоятельств его дела и проверка доказательств, которые послужили основой для вынесения правоприменительных решений по данному делу, к компетенции Конституционного Суда Российской Федерации не относятся.
Исходя из изложенного и руководствуясь пунктом 2 части первой статьи 43 и частью первой статьи 79 Федерального конституционного закона ‘О Конституционном Суде Российской Федерации’, Конституционный Суд Российской Федерации
определил:
1. Отказать в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Овчинникова Николая Васильевича, поскольку она не отвечает требованиям Федерального конституционного закона ‘О Конституционном Суде Российской Федерации’, в соответствии с которыми жалоба в Конституционный Суд Российской Федерации признается допустимой.
2. Определение Конституционного Суда Российской Федерации по данной жалобе окончательно и обжалованию не подлежит.
Председатель
Конституционного Суда
Российской Федерации
В.Д.ЗОРЬКИН